история эмиграции Павла Елизарова

— Зимой 2005 года я сходил на первую акцию «Яблока» и НБП Лимонова против «Единой России» и монетизации льгот. Мне понравилось, что делают ребята, и я вступил в молодежное «Яблоко».

— Да, была знаменитая 101-ая комната в офисе «Яблока», где мы собирались, и где по совпадению сидел Навальный, который совместно с Митрохиным занимался проектами, связанными с застройкой и другими городскими делами.

— Нет, эта акция была возможна благодаря инициативе Яшина. Руководство «Яблока» не было против, к таким экспериментам относились нормально.

— В какой-то момент я тоже стал против НБП, потому что там стали выступать откровенные фрики и Лимонов поменял свою позицию по поводу сотрудничества с либералами, начал критиковать и ругать демократов. Но совместные акции потом тоже были, например, «Стратегия 31».

— Я вообще не понимаю суть обвинений, потому что это никак его не дискредитирует. Навальный выходил на «Русский марш» с ведома руководства «Яблока» и он подчеркивал, выходя на «Русский марш», что «Яблоко» против ксенофобии, нацистов, и что он лично будет стараться пресекать такие выступления на «Русском марше». Он себя называл националистом, но при этом демократом. Он не расист, не ксенофоб, он всегда это подчеркивал, выходя на «Русский марш».

— Я не был. Я не считаю себя националистом и я даже не против нелегальных мигрантов, мне кажется, нужно интегрировать всех.

— Мы встретились с ним и Яшиным в высотке на Котельнической, где у него тогда был офис. Яшин сказал, что «Паша — крутой веб-дизайнер», а Борис ответил: «Я, к сожалению, не могу этим похвастаться».

— Мы время от времени участвовали в акциях, я помогал Борису с оформлением докладов. Мы сделали сайт Путин.Итоги. Обложки, дизайны, разные технические вещи, какие-то содержательные вещи по докладам. Мы с Немцовым создавали движение «Солидарность», позже я вошел в руководство партии «ПАРНАС» и оставался членом политсовета до 2016 года.

— Из-за «Болотного дела». В 2011 году мы шли маршем на Лубянку от Чистых прудов. Шествие разогнали, хотя ничего противозаконного мы не совершали и насилия никакого не было. Многих посадили, в том числе меня, хотя я был на тот момент членом территориальной избирательной комиссии и меня можно было арестовывать и даже задерживать только с санкции прокурора Москвы. Но они быстро эту санкцию получили и я сел на неделю. Потом начались большие протесты в Москве и в других городах. В мае 2012 года была Болотная площадь, где меня тоже задержали, проволокли по асфальту, немного покалечили, даже отвезли на скорой в больницу, где зафиксировали травму, но дальше это никак не развивалось. Меня включили в группу обвиняемых по «Болотному делу». Мне приходили повестки, приходили с обысками. И когда я понял, что «Болотное дело» получает серьезное развитие, то решил уехать. В один день решил, а на следующий день уже уехал.

— Мне приходила повестка, я не знаю, какой у меня статус. Очень многие, кто проходил по этому делу, были сначала свидетелями. К ним приходили с обысками, как к свидетелям, но после обысков их отвозили в СИЗО или в СК на допрос и превращали в обвиняемых.

— Тот же Илья Яшин, он меня уговорил. Тогда у меня была позиция, что не нужно уезжать, что год-два в тюрьме скорее могут дать развитие личности. Но друзья меня убедили, что я могу принести пользу, если буду за границей, потому что все-таки большая часть, чем я помогаю нашей оппозиционной деятельности — это онлайн. Все, что связано с сайтами, дизайном и прочим.

— Сейчас стала хуже ситуация с тюрьмами в России. И тогда можно было умереть в тюрьме, но сейчас, мне кажется, там стало хуже. Я смотрю на ребят, которые по «Болотному делу» отсидели год-два-три-четыре, их не сломила тюрьма. Они сейчас занимаются политической деятельностью намного серьезней и активней. Конечно, я не могу сказать, что это был их выбор, многие бы из них уехали, если б могли. И многие уехали после выхода из тюрьмы. Но моя позиция изменилась в тот момент, когда я сам уехал, то есть я сам опроверг свою догму о том, что не нужно уезжать. Поэтому я не могу осудить людей, которые делают тот или иной выбор.

— Летом 2012 году я приехал в Киев, прожил там две недели, дальше поехал в Харьков. У моего друга там была квартира и он разрешил пожить сколько нужно. Борис мне позвонил самый первый, когда узнал, что я уехал, чтобы помочь чем угодно, очень приятно было. Но мне не понадобилась помощь. Осенью 2012 года в Киеве похитили Леонида Развозжаева, который тоже проходил по «Болотному делу» и посадили в тюрьму. Тогда президентом был Янукович. Я понял, что Украина не безопасное место для политически преследуемых, и уехал через два месяца в Мозамбик. Это интересная страна, тогда она была очень перспективная.

— На севере Мозамбика нашли газ, пришли иностранные инвесторы. В стране появилось много стартапов. Мозамбик и политически неплохо развивался, но за последние годы все ухудшилось. И плюс у меня там были родственники.

— Там действительно все говорят по-португальски, но у каждого региона есть и свои языки. Я хорошо знаю испанский, поэтому я говорил с народом по-испански и мне отвечали по-португальски, но мы нормально понимали друг друга. В этом плане не было большой проблемы. Я сделал свою микро-компанию по разработке сайтов.

— Я прожил там год и мне понравилось. Я бы остался в Африке, если бы не проблемы с коррупцией. Проблем с учреждением компании не было, никто у меня не просил никаких взяток — ни налоговая, ни другие государственные органы. Даже несмотря на то, что я на тот момент не очень хорошо знал португальский, я сам все зарегистрировал. У меня были проекты, были клиенты. Я выписывал счета, платил налоги, все было в порядке. Но у меня была временная виза, по которой я мог жить в Мозамбике только 30 дней. Когда проходило 30 дней, я должен был выезжать либо в соседнюю страну, либо еще куда-то. Чаще всего я ехал в Свазиленд, это бывшая английская колония. Там полстраны отдали под национальные парки, где много зверей. Можно чуть ли не потрогать жирафов, крокодилов. Но крокодилов лучше не трогать…Я очень близко подходил к крокодилам. Допустим, сидишь у озера и поднимаются глаза над водой прямо перед тобой и нужно быстро убегать.

В какой-то момент миграционные власти увидели, что прошел почти год и у меня в паспорте штампы разных стран. Они говорят: «Что такое, почему у тебя нет вида на жительство? Давай мы сделаем, тысяча евро. Взятка, и будет на год вид на жительство». Для меня вариант со взяткой вообще не подходит. Я решил подавать на политическую убежище.

— В 2013 году ЕС выпустил резолюцию о поддержке тех, кто преследуется по «Болотному делу» и вынужден был уехать. Я изначально хотел подавать на политическое убежище в Испании, но узнал, что в Португалии на тот момент условия предоставления убежища были намного лучше, в частности, для моего случая. Например, в Испании отбирали российский паспорт, если ты просишь убежище. В Португалии нет, ты можешь с ним ездить куда угодно. Португалия сразу предоставляет временный вид на жительство, когда еще нет решения по убежищу. Ты уже имеешь право выезжать, работать.

— У меня были накопления. Плюс я еще работал над мозамбикскими проектами. С работой было не очень, потому что временный вид на жительство дали только спустя полгода. Но компании смотрят на временный вид на жительство, и думают, что он закончится и придется увольнять или придет уведомление, что работник должен покинуть страну течение 20 дней и тогда надо резко заканчивать проект.

— Никак. Я просто гулял, серфил. Работал несколько часов в день. Заканчивал мозамбикский проект, был фрилансером по российским проектам. Я не очень, конечно, зарабатывал тогда. Был режим ожидания и отдыха.

— Спустя год мне дали убежище и я нашел работу. Я искал, ходил на собеседования, чуть было даже не устроился оператором станка по изготовлению пробки из пробкового дуба, но туда было очень неудобно ездить. Этот завод находился в какой-то глухомани, а у меня не было никакого транспорта. Нужно было на перекладных два часа добираться от Порту или жить в какой-то деревне. Как столичному жителю мне не очень хотелось жить посреди ничего. Попался вариант в Лиссабоне. Там так красиво одеты, с лоском, красивые улицы, большие здания. Было странно, как будто приехал с котомкой в лаптях из деревни. Но мне понравилось. И я устроился в банк, занимался там базами данных.

— Продолжаю работать в IT. В Лиссабоне я работал уже в трех банках. Сейчас работаю в телекоме, управляю базами данных. Мне нравится.

— В определенной степени, да. У меня есть коллеги, есть друзья португальцы. Но, допустим, участвовать в политической деятельности в Португалии мне будет очень сложно.

— Потенциально да, было бы интересно. Здесь всегда исторически было почти как в Америке, две партии: условно левые и условно правые. Они обе называются социалистическими — социал-демократическая и социалистическая. Но не было либеральной партии. И я участвовал в создании либеральной партии здесь, которая смогла провести одного из депутатов в парламент.

— Тогда хорошо относились. Сейчас не знаю, потому что я практически перестал взаимодействовать с ними.

— Я пока не собираюсь, но было бы интересно. В Португалии нет прецедента, чтобы, как в Германии или Литве, россиянин стал бы депутатом.

— Ну, конечно, имеет. Но я стараюсь находить разные способы. Приходится подстраиваться под ситуацию, в которой я оказался. Это было не совсем моим личным решением уехать из России. Если бы не было «Болотного дела», я бы не уехал.

— Я не занимаюсь политикой, я помогаю протестному движению, как профессионал. Когда займусь, то смогу сказать тебе, какая цель.