«В России очень много людей, которые
предпочитают прошлое современности»

— Первое, YouTube и видеохостинги в целом достигли в своем техническом развитии такого уровня, что могут конкурировать с эфирным или кабельным телевидением. При этом в них встроен механизм монетизации, чего нет у телевизора. Второе, созрела
аудитория, которая разобралась, что многообразие контента иногда лучше, чем однообразие и небольшой выбор. Количество желающих смотреть видео в интернете достигло некой критической точки, после которой практически любой контент, который ты можешь предложить, будет находить своего зрителя.

— Мне кажется, что ты преувеличиваешь. В начале 2000-х было ощущение, что каждую неделю запускается новый глянцевый журнал, красивый, с большими картинками, который все более точно определяет свою аудиторию. И подозреваю, что в середине 60-х годов ровно тоже впечатление возникало у людей, которые слушали радио. С каждой секундой увеличивается количество радиостанций, передающих еще более точно выбранную музыку. Не просто кантри, а кантри техасского стиля, а потом не просто техасского стиля, а кантри техасского стиля, где поют только женщины. В свое время один из главных идеологов этой фрагментации сказал, что однажды увидел продукт своей мечты. Это был толстый глянцевый журнал, предназначенный для геев-дизайнеров из северного Сан-Франциско.

— В России есть проблема узости площадок не с точки зрения предложения спрашивающих, а с точки зрения предложения спрашиваемых. У людей не так много вольностей, то есть в своих расчетах об аудитории в YouTube ты полагаешься на то, что другие люди должны знать человека, с которым ты говоришь. У тебя должна быть медийная персона, достаточно продвинутая, чтобы понимать, что такой разговор что-то принесет и может быть интересен аудитории. А еще нужно, чтобы у этого спикера был некий эмоциональный заряд. Попробуйте пригласить Николая Платоновича Патрушева. Он не вызывает никаких эмоций, хотя может быть, было бы интересно Дудю поговорить с Патрушевым. Но Дудю не интересно говорить с Патрушевым. Дудь сознательно выбирает своими собеседниками людей, которые эмоционально привлекательны или наоборот страшно раздражают. И это одна из его главных фишек.

— В России очень много старых людей. Старых не только в силу физиологического возраста, а в силу психологического возраста, грубо говоря, они предпочитают прошлое современности. В сегодняшней Америке бэби-бумеров, ровесников того, кого мы называем «советскими людьми», очень много, но половина этих людей живет только в современности, никакое прошлое их не интересует. Их не интересует «Спасибо деду за победу».

Найденная Эрнстом (Константин Эрнст – генеральный директор «Первого канала») тональность «Старых песен о главном», то есть такого светлого с юморком воспоминания о хорошем, что было в Советском союзе, оказалась удивительно вредной штукой. С этого постепенно поползла идея о том, что вы очерняете наше светлое прошлое. И появились борцы с оскорблениями чувств верующих в Сталина, Брежнева и, по-моему, даже в Ивана Грозного. В этой политике памяти принял самое деятельное участие Леонид Парфенов, почувствовав там некий эстетический тренд. Он проехался на этом тренде и занес эти токсичные мысли в очень многие головы, которые совершенно не хотели их тогда видеть и слышать. А когда Эрнст уже сообразил, как из этого деньги делать, тогда стало совсем плохо.

Вторая вещь, которая отличает российскую аудиторию, заключается в том, что российская аудитория не хочет видеть ничего нового. Это же анекдот, что по главному каналу страны двадцать пять лет в прайм-тайм идет «КВН». Формат, придуманный 50 лет назад, обкромсанный, отцензурированный и тогда, в середине своего существования, и сейчас. Это абсурд, такого не может быть. Это могут показывать на телеканале «Ностальгия». Российская аудитория хочет постоянного повтора «Семнадцати мгновений весны» вперемешку с «Кубанскими казаками» и с «КВН» под водочку в воскресенье.

— Я отвечал про вещательное телевидение. Нельзя сравнивать, это две совершенно разных группы. В свое время Юра Сапрыкин (Юрий Сапрыкин – журналист, руководитель проекта "Полка") придумал мысль про Россию телевидения и айфона. Речь идет не о том, какие девайсы есть у людей, а о том, какие у них привычки. И сейчас страна разделена примерно пополам: на страну, которая хочет оставаться в прошлом, с медийной точки зрения, и вторая половина, которая ищет что-то новое и находит его в виде Навального, Дудя, этих безумных стендаперов, Моргенштерна, Монеточки. Есть северокавказские YouTube-каналы, которые смотрят только там. И там их смотрят так, как не смотрели новости НТВ в 1996-м году в Москве. У этих людей реальное политическое влияние, и их убивают за это. Есть Telegram-каналы или WhatsApp-паблики, как в Якутии, которые полностью заменили местные СМИ. Все население, имеющее мобильные телефоны, читает эти паблики. Как сейчас все, кто в Беларуси, читают Nexta и это абсолютно новая реальность, с которой придется мириться, в которой придется искать свое место, в которой придется искать новые виды бизнеса. Наступил этап, когда то, что ты говоришь или просто показываешь, кривляешься в эфире, недостаточно для того, чтобы собирать и держать аудиторию. В видеоформате потребуются студии, высококачественные операторы, монтаж, студийный звук ради того, чтобы удерживать аудиторию.

— В России очень своеобразная конкуренция в медиа (речь идет о вещательных телеканалах). Это конкуренция за государственный бюджет. На сегодняшний день только группа каналов ВГТРК гарантированно получает государственные деньги по закону «О телевидении и радиовещании». Остальные телеканалы от самых крупных типа «Первого» до маргинальных, местных и прочее, соревнуются за государственные деньги. В России это конкуренция за то, сколько тебе согласится дать Алексей Алексеевич Громов (первый заместитель руководителя администрации президента, отвечающий за медийную сферу) или Сергей Кириенко (первый заместитель главы администрации президента, отвечающий за внутреннюю политику).

В Украине это зависит от того, какой олигарх имеет больше телеканалов и больше денег вкладывает в абсолютно убыточный медиабизнес. В Грузии некая смесь между российской и украинской моделями. В Беларуси все телевидение государственное, но при этом вся страна смотрит полуподпольный «Белсат», потому что невозможно заглушить спутник.

И в России параллельно существует нормальный медиарынок, где соревнуются за обычные рекламные или подписные деньги. Если мы посмотрим на эту сторону российского медиапространства, мы увидим, что лидерами там являются ТНТ, экономические успехи которого давно и серьезно заставляют задуматься о том, что у нас на самом деле хочет смотреть российский зритель, и в меньшей степени – СТС и ТВ3. Этим каналам удается показывать положительный результат своей экономической деятельности, покупать контент, который реально хочется показывать, а не нечто, что является платой за то, что Алексей Алексеевич Громов выдал тебе очередной миллиард за борьбу с противниками.

— Это сложный вопрос как минимум потому, что на него нет ответа, но этот фильм опоздал примерно на 10 лет. Тот же Мануэль Кастельс (испанский социолог, автор исследований о сетевом обществе) и другие медиасоциологи довольно быстро увидели способность сетевых сообществ, организованных по определенному алгоритмическому принципу, оказывать очень серьезное воздействие на текущие процессы, причем не только в политике.

Но Алекс Стэймос и другие менеджеры Facebook обвиняют компанию в том, что она превратилась в оруэллианского монстра только сейчас. Это значит, что ты (в данном случае – Стэймос) вписываешься во что-то, не вполне понимая куда это движется, не слушая людей, которые понимают это и чувствуют. Проходит некоторое время и вдруг в твоей нервно организованной душе прорывается крик: «Господи, что мы натворили?». Да всегда в истории так было: люди вписывались в разного рода политические, военные, социальные и прочие проекты, потом вдруг обнаруживали, что это не совсем то, что они собирались делать, поэтому довольно большая часть критики в фильме «Социальная дилемма» – это запоздавшая самокритика. На сегодняшний день разрулить глобальную проблему с Google, Facebook, Baidu, WeChat невозможно ни на уровне национального законодательства, ни на уровне законодательства Евросоюза – никак.

— Я думаю, что это инфраструктурная история. Примерно в 2010-м году мы говорили с Кастельсом на медиафоруме в «РИА Новости» о том, что мы получаем новую форму идентификации. Каждый ваш заход в социальную сеть, каждый ваш поиск, каждое ваше незашифрованное письмо, которое может быть проиндексировано, дорисовывает ваш отпечаток пальцев больше, больше, больше. Чем ты старше с точки зрения жизни в сети, тем больше сеть о тебе знает и тем меньше имеет смысл это скрывать. Я не принадлежу к либертарианской группе обвинителей, которые говорят, что вот «они» построили государство надзора, я просто считаю, что мы примерно 10 лет назад начали об этом говорить, а надо было 15 лет назад об этом говорить. Но тогда у нас не хватало опыта, не хватало знаний, понимания, как это будет работать. Определенные технические ограничения казались непреодолимыми. Если бы кто-то рассказал Цукербергу в 2005 году, что у него одних серверов, на которых просто работает Facebook будет 168.000, я думаю, что он покрутил бы пальцем у виска и сказал: «Ты чё?». Я думаю – мало того, что это навсегда, мы еще и не очень точно знаем, может быть за углом есть еще какой-то поворот, который будет связан с нашим геномом, который не приватен.